В Виргинии есть большой Чесапикский залив, через который переброшен мост. Сам мост составлен из нескольких мостов, и, когда пересекаешь один и думаешь, что все, конец, перед тобой вырастает следующий пролет. Длина всех пролетов, от первого до последнего, составляет двадцать две мили. По обе стороны моста раскинулся океан, где плавают суда и рыболовные лодки, а также снуют моторные лодки.

Напоследок мы ехали через Мэриленд, Делавэр и Нью-Джерси. В Делавэре располагается знаменитая фирма «Дюпон» («Дюпон» производит все — от огромных атомных реакторов до обуви из искусственной кожи, зажигалок и портсигаров). Затем мы прибыли в Нью-Джерси… Там сев проводят с помощью самолетов!

Проехав восемь штатов, мы наконец достигли Нью-Йорка. У Роберта там была небольшая, но уютная двухкомнатная квартира, где мы все и заночевали.

Вместе с дорожной пошлиной, платой за пребывание в мотелях (с «конским хвостом» на голове, в джинсах и кроссовках я выглядела молодо и выдавала себя за иностранную студентку, так что платить приходилось немного. Кроме того, мы брали на четверых двухспальный номер, где стояли две походные кровати, что тоже обходилось нам дешевле) и обедами, которые я оплачивала, весь переезд мне обошелся менее чем в семьсот долларов. Хорошо, что я положилась на здешнего жителя, Роберта.

Саёнара, Эндрю

На данный момент (1987) я работаю консультантом в опере. Поскольку большинство опер исполняется на итальянском языке, в прошлом году я приступила к изучению этого языка. Необходимо хоть немного его знать, иначе невозможно изъясняться на сцене, то есть давать исполнителям соответствующие знаки.

Однако как случилось, что я попала в мир оперы?

Я работала в школе для физически и умственно неполноценных детей. Дети разных национальностей (ведь мы были в Нью-Йорке) испытывали расположение ко мне, и каждого ребенка я считала по-своему достойным любви.

Там я повстречала итальянскую малышку Мию. Ее отличали монголоидные черты лица и маленький рост. Я считала ее восьмилетней, но ей было уже четырнадцать. У нее были чудные большие глаза, и, когда она, как дитя, забиралась мне на колени, я невольно обнимала ее (тогда другие дети, ревнуя, начинали наперегонки карабкаться на меня).

Я познакомилась с мамой Мии и стала наведываться к ним домой. Отец Мии, Антонио Кальбано, был в ту пору известным оперным постановщиком, а ее мать до рождения Мии была певицей-сопрано. Они, похоже, поздно поженились. Он выглядел лет на шестьдесят, ей же было около пятидесяти.

Однажды я смастерила для Мии куклу из бумаги. Услышав, что в этот вечер должен вернуться из Италии ее отец, я решила пораньше распрощаться, но меня уговорили с ними отужинать. Итак, мы все — супруги, Мия, бабушка и я — сели за стол, где удалось отведать настоящей итальянской кухни (впрочем, это моя любимая кухня). Приготовление соуса для спагетти с мясом занимает целых три дня, и домашнее спагетти было гордостью бабушки.

За ужином госпожа Кальбано рассказывала мужу, что Мия очень привязана ко мне и не отходит ни на шаг. Затем мы заговорили об опере.

Когда перед войной в Японии речь заходила об опере, в основном это были «Мадам Баттерфляй», «Богема», «Сон в летнюю ночь», «Травиата», «Аида» или «Кармен». Меня все считали знатоком оперы.

— Имели ли вы возможность у себя на родине смотреть европейские оперы? — поинтересовался у меня во время ужина отец Мии.

— Да, у нас есть оперные труппы, и я очень люблю оперу, — ответила я и рассказала, какие оперы видела в Японии.

Я поведала, что в Японии тоже есть замечательные оперные певцы, поющие свои партии в японском переводе (до войны все оперы пелись). В конце я спросила его, сколько же всего европейских опер.

— Совсем уж старые почти не идут на сцене, а новые не в моем вкусе. Но, в общем, их где-то около двухсот пятидесяти, — сказал он с невозмутимым видом.

Я была поражена. Мне, так много воображающей о своих познаниях, было известно лишь четырнадцать или пятнадцать. Я оказалась сродни колодезной лягушке.

— Если вы желаете кое-что узнать об опере, лучше всего прямо утром отправляйтесь в библиотеку. Здесь у меня тоже есть неплохая подборка специальной литературы, которую вы можете почитать. Возможно, вы хотели бы работать в опере? — спросил меня господин Кальбано.

Господин Кальбано был оперным постановщиком и к тому же от имени своей жены управлял магазином оперной одежды. Эта идея меня захватила.

Со следующего дня я по совету господина Кальбано стала посещать библиотеку.

К своему огромному удивлению, я обнаружила, что знаменитый Пуччини (автор «Мадам Баттерфляй») ни разу не был в Японии. Я уже как-то об этом упоминала, но вновь хочу вернуться к данной теме. Известно, что он отправился в Рим и посетил японское посольство, чтобы узнать у посла Ояма о японской музыке.

Если бы он обратился к корейцу или китайцу, «Мадам Баттерфляй» получилась бы совершенно иной и героиня пела бы на китайский или корейский манер.

В опере меня смущает то, что Судзуки перед буддийским алтарем призывает Идзанами и Идзанат, а дядя мадам Баттерфляй, буддийский монах, говорит подобно синтоистскому священнику. Это как раз свидетельство того, что Пуччини никогда не был в Японии. Если бы он побывал там, то не совершил бы подобных промахов… Однако сама музыка восхитительна, и эти недочеты никому, похоже, не бросаются в глаза. Возможно, я единственная, кого это каждый раз беспокоит.

В библиотеке, куда послал меня господин Каль-бано, я увидела много фотографий оперных постановок. В Копенгагене на мадам Баттерфляй был поношенный кжшпа. Постановка в Нью-Йорке тоже была не лучше. На каком-нибудь школьном представлении из-за скудости средств можно было бы простить жалкие костюмы, но в City Opera входные билеты стоили пятьдесят или шестьдесят долларов, тем не менее, мать и тетушка мадам Баттерфляй носили шаровары и соломенные шляпы. То, что должно было представлять головной убор невесты, прилепили ко лбу невесты, и это походило на картонный чепец медсестры…

Было так невыносимо все это видеть, что я посетила фонд театральных принадлежностей City Opera.

Мне хотелось поговорить с продюсером и попросить его, по меньшей мере, изменить кое-какие детали, ибо в Японии не ходят в одежде вьетнамских беженцев на свадьбу своих родственников, и японский головной убор невесты выглядит совершенно иначе. Однако я смогла поговорить лишь с парикмахером и костюмером.

— Мы делаем так уже четырнадцать лет и не можем взять все сразу и поменять. Mind your own business1, — объяснили мне.

Что бы я ни говорила, это не имело никакого действия. Очень жаль.

Поэтому, работая консультантом, я поставляла все реквизиты сама. Мне пришлось принести с собой белое свадебное кимоно, верхнее кимоно, головной убор невесты, необходимую для обрядового чоканья новобрачных посуду для сакэ, домашний буддийский алтарь, колокольчики, поминальную табличку и, естественно, черное кимоно для матери мадам Баттерфляй и ее родственниц, хаори и хокалш для мужчин, а кроме того, кадило, заварной чайник — все, вплоть до подставок для японских чайных чашек.

Многие газеты поместили хвалебные отзывы: «Впервые мы видим по-настоящему японскую „Мадам Баттерфляй“», или «Сегодня я впервые без чувства неловкости смотрел „Мадам Баттерфляй“, или „Работа консультанта отличается добротностью. Хвала продюсеру, у которого хватило ума обратиться за советом к японке“.

Я очень радовалась, но и господин Кальбано, введший меня в мир оперы, похоже, тоже был горд за меня.

В промежутках между представлениями я продолжала работать в школе для неполноценных детей и помогала приюту для престарелых. Работа подгоняла меня, и все же я находила время для собственных занятий. Поскольку я очень любила шить и вязать, то с пользой для себя проводила выдававшееся летом свободное время.

Как раз тогда судьба преподнесла мне чудесный подарок. Это случилось 2 июня 1974 года.

Первая репетиция «Мадам Баттерфляй» состоялась в большом католическом соборе итальянского квартала Бруклина, и я отправилась туда с постановщиком Франко Джентилеска в его машине. Священник встречал нас у входа, и, когда мы все стали здороваться с ним, я сказала по-итальянски: «Виол giorno, padre»1. Настоятель был тронут тем, что японка в кимоно заговорила с ним по-итальянски. Я рассказала на ломаном итальянском, что являюсь хореографическим консультантом «Мадам Баттерфляй».